Наш гость – известный ростовский писатель –

фронтовик Николай Егоров!

Свой 90-летний юбилей известный писатель Николай Егоров отмечал дважды: сначала в Грозном, откуда он восемнадцатилетним пацаном ушел на фронт, а потом в Ростове-на-Дону, где живет уже почти полвека. В Чечню Николая Матвеевича пригласили по приятному поводу: правительство республики приняло решение присвоить ему звание Почетный гражданин города Грозный. Как признается сам виновник торжества, он «никак не рассчитывал на такую высокую оценку своего скромного дара». Егоров подарил городу, где родился, коллекцию современного искусства — картины, скульптуры, которые собирал 65 лет, и свою библиотеку книг по искусствоведению.   

— Николай Матвеевич, вы первый свой бой помните?

— Все журналисты обычно просят рассказать какой-нибудь яркий военный эпизод. Но самые яркие впечатления от войны, от этого ада, словами передать невозможно. Заявление в военкомат я отнес 22 июня 1941 года. Командовал сначала ротой, потом батальоном и, поднимая солдат в атаку, сам поднимался первым. А как же иначе? Но ведь я прекрасно осознавал, что меня могут убить в любой момент. И самое трудное — не думать об этом, иначе ты не сможешь трезво мыслить, оценивать ситуацию и руководить подчиненными.

Мой товарищ Юра Макаров, с которым мы вместе за пять месяцев получили лейтенантские погоны в военном училище (в 18 лет мы стали офицерами) погиб в первые минуты своего первого боя — только поднялся в атаку, и его тут же сразила пуля. Но он погиб за родину как герой! А мне вот, считай, повезло, я дошел с боями от Курска до Волги и потом обратно до пушкинского Михайловского, хотя и получил тяжелое ранение, стал инвалидом войны. Может, потому жив остался, что какое-то время был командиром группы разведки. Да, мы ходили за линию фронта в расположение немецких войск, и все же это было менее опасно, чем открытый бой.

Она очень страшная, эта правда войны. Но, собственно, какой был ещё у нас выход, кроме как идти в атаку? Сдаться? Конечно, были такие, кто сдавался, но это не мужское дело…

— А награды у вас есть?

— Конечно! Ордена и медали, хотя сначала, в 41-ом награды давали скупо. Другой был порядок: пока бумаги дойдут до Верховного Совета, пока их там рассмотрят… Многие герои не дождались своих наград, погибли раньше. А во второй половине войны право награждать получили командиры дивизий и уж им-то, на передовой, не было никакого резона проявлять скупость. Они видели, какой ценой эти ордена зарабатываются.

— Как вы стали писателем?

— Первые заметки я опубликовал в дивизионной газете. А уже потом, когда вернулся домой, в Грозный, начал сотрудничать с местными газетами. Стал журналистом, в республиканской газете «Грозненский рабочий» дорос до ответственного секретаря – это, по сути, начальник штаба редакции. У нас была самая простая семья: мама работала уборщицей, она вообще грамоты толком не знала, отец — слесарем на заводе, но при этом они были культурными, порядочными людьми, и я их считал и считаю главными своими учителями. Они никогда соседям резкого слова не сказали, я никогда не слышал, чтобы отец с матерью между собой ссорились. Мы очень бедно жили, нас, пацанов, у родителей было двое (младший брат погиб на фронте), но они покупали нам книги. Главный подарок, который я получил в детстве — томик Пушкина. Увидев, что я увлекаюсь рисованием, мне выписали журнал «Юный художник». Я один в провинциальном городе получал этот московский журнал.

Когда я стал писать рассказы и повести, то понял, что для творческого роста мне нужна литературная среда, и принял решение переехать в Ростов. В те времена особой разницы не было, где жить — в Чечне или на Дону, мы все, южане, считали друг друга не просто соседями, а почти земляками. Никакой межнациональной розни тогда и в помине не было. Я — армянин (мой отец был призван на первую мировую войну из Армении и уже в царской армии ему поменяли фамилию на русскую, мама в юности из Зангезура перебралась на Кубань), а друзья у меня были русские, чеченцы, евреи — короче, полный интернационал. Мы как-то вообще значения не придавали тому, кто какой национальности. Это было не важно, главное, какой ты человек…

В чести была порядочность, верность данному слову, умение искренне (а не из-за какой-то выгоды) дружить, хорошо знать и любить дело, которым ты занимаешься — халтурщиков не уважали ни в редакции, ни на заводе или на стройке. Хорошие были времена, и с той поры я как был, так в душе, по убеждениям, и остался коммунистом.

— Вы член КПРФ?

— Нет. Товарищи меня уговаривали вступить, но я отказался. Я на фронте в партию заявление написал, потому что видел, кто носит партийный билет, и хотел на этих людей походить. Партия тогда воевала, коммунисты первыми в атаку поднимались — как в знаменитом стихотворении Межирова написано. Это всё правда, был такой приказ: «Коммунисты — вперед!» И шли вперед, заслоняя собой товарищей.

Я совсем зеленый был командир, а вот политруком у нас был коммунист, директор школы, уже, как мне тогда казалось в летах — за сорок ему было. Так пока мы в атаки ходили, он всем занимался — и чтобы боеприпасы вовремя подвезли, и чтобы бойцы были сыты, обуты-одеты. Всегда поможет, подскажет, ободрит. А если командир ранен, сам в атаку бойцов поведет — настоящий комиссар!

И только после войны я начал понимать, что в нашей партии не все такие люди. Разные были люди и совсем не все по убеждениям туда вступали, немало лезло карьеристов. Так что я считаю, что КПСС не Рейган развалил, партийная верхушка переродилась, стала ваучеры скупать. Эти-то товарищи, которые хотели стать господами, знали, куда эти ваучеры вложить и вообще что где взять из народного добра. И в выборе средств «первоначального накопления капитала» совсем не стеснялись. Такие под расстрел в борьбе за идеалы не пойдут, это уж точно!

Сейчас как раз борцов -то и пинают все, кому не лень. Недавно прочитал, как один публицист уже и декабристов охаивает — не надо было им, дескать, восстание поднимать. А сам этот писака, между прочим, еврей, и мне очень захотелось у него спросить: «А где бы ты был, если бы не декабристы, которые разбудили Герцена, а потом и марксисты подхватили знамя освободительного движения в России?» Вполне возможно, что в черте оседлости, куда царь сселял всех евреев. Наша революция весь мир перевернула. Историю не надо перекраивать и переписывать! Что было, то было…

«В Ростове художественных музеев несколько, а в Грозном их нет», — так объясняет писатель и искусствовед Николай Егоров свой необычный по нынешним временам поступок. А уж мысли выгодно продать коллекцию, которая стоит немалых денег, чтобы себя порадовать на старости лет, да еще детям и внукам оставить приличное наследство, у него и вовсе не было. Ветеран и от квартиры в Грозном, которая ему полагалась как почетному гражданину, отказался: «Если бы я был помоложе и собирался туда переезжать, тогда квартира эта была бы мне нужна. А получить квартиру, чтобы потом её продать, — это как-то неприлично». У старого солдата еще те, прежние понятия о приличии. 

— Над чем вы сейчас работаете?

— Газета «Академия» попросила написать статью о моих впечатлениях от сегодняшнего Грозного. Восстановленный из руин город, конечно, впечатляет. Но я хочу написать не только об этом. Сегодня, к сожалению, вся остальная страна воспринимает Кавказ как нечто враждебное. И в первую очередь это относится к Чечне и чеченцам. Но я — то знаю, что это ошибочное мнение, что нельзя боевиков ассоциировать со всем народом. Все мои чеченские друзья — прекрасные люди!

В свой последний приезд я навестил свою одноклассницу. Представьте, сколько ей пришлось хлебнуть горя: в детстве депортацию вместе со всем народом, уже в преклонных годах — так называемые чеченские войны, первую и вторую, но при этом она сохранила ясный ум, жизнелюбие и доброту к людям. Кстати, чеченцы считают меня своим писателем: в литературном музее в Грозном среди классиков чеченской литературы висит и мой портрет.

— Вы считаете, что жизнь удалась?

— Пока да, а там видно будет, еще, как говорится, не вечер — кавказские аксакалы долго живут! А если серьезно, жизнь мне действительно выпала интересная, яркая, я всегда занимался любимым делом и меня окружали прекрасные люди. У нас замечательная семья: жена, дети, внуки… Грех жаловаться!

Беседу вела Наталья Соколова.